они оба гладили ее руки, они оба слушали ее сказки
но один дрожал за героев муки, второй был чудовищем в детской маске
(отвращенье к счастью, гнев к слову "милость", он почти хотел, что б ему все снилось)

ничего, считал он, кто звался Маной (он безумней был, нетерпимей брата,
для него стремленье к теплу не свято)

я не человек, пусть умолкнет сердце к той, что стала Графу бичом и смертью

к той, что стала первой его любовь, а потом вставала к их изголовью

когда сожрет тление ее пальцы, когда прахом станутся ее пяльцы...

вот тогда конец обогнет начало, и лихой пример обретет решенье
под ее губами страсть лишь крепчала, унося в стремления к разрушенью

так ли много жизни дается смертным, они гаснут, не становясь моложе
вот он вырастет: будет и злей, и строже
и рукой, что к ней сейчас прикасался, перервет ей венку под тонкой кожей

и тогда он станет обратно Графом, кто на мир обрушит и мор, и полночь

но Катрины Кемпбэлл уже не будет

и никто ему не придет на помощь.