[blue-kanzler]

Название: Стук в окно
Фандом: D.Gray-man
Автор: Марианна Кросс
Бета:  +Nea+
Персонажи/Пейринги: Нэаллен/Джонни, Тысячелетний Граф/Нэа, Канда
Категория: слеш
Жанр: миссинг сцена, ангст
Рейтинг: PG13
Размер: мини
Дисклаймер: не моё
Краткое содержание: Он постучал в моё окошко, как этот ветер — без спроса. Он тоже был теплым.
Примечание: пропущенная сцена по предпоследним главам, ничего, кроме фанонов.



Он созерцал дождь сквозь мутное стекло. Крупные капли, косо барабанящие по стеклу, словно наигрывали чудную мелодию.
Вдали громыхнуло, внезапно и гулко. Тело, хоть и привычное к внезапному шуму, всё же содрогнулось.
По улице пронёсся безумный порыв ветра - смял цветы в вазонах на подоконниках, сорвал бельё с веревок. В залитое потёками стекло хлестнула ветка. Она почти разбудила спящего на койке в углу Джонни. Нэа, услышав слабую возню, оставил дождь и взглянул на него. Глупый и слабый он, этот чужой друг. Поэтому ему лучше было бы умереть сейчас. Жаль, что сразу насмерть не зашиб, хотя это избавило от части неприятных объяснений со вторым попутчиком.
— Спи, Джонни, — ласково произнёс Нэа чужим голосом.
— Гроза... — а без очков Гил казался совсем другим, сущим ребенком. Мягкие кудри вокруг больных на вид, встревоженных глаз делали его лицо совсем детским.
Нэа не испытывал жалости — лишь раздражение, но в чужой груди что-то болезненно сжалось. Он почти физически ощущал чужие страх и боль, и они нравились ему. Манили, притягивали. Могли помочь чуть окрепнуть, стать немного сильнее. Не хватало лишь каких-то крупиц до обретения былого могущества. В таких обстоятельствах любое средство годилось.
— Не бойся, — он сам не заметил, как с кошачьей грацией перебрался к Джонни на постель, как произнёс это, — Хочешь, я побуду с тобой? — чужие руки, слишком неловкие и холодные, слушались недостаточно хорошо, а нормальная ладонь Аллена казалась чересчур жесткой. Но когда она осторожно коснулась его большого лба, Джонни содрогнулся вовсе не поэтому. Он знал, что это не господин Аллен, но кивнул. Нэа почти перестал на мгновение презирать его за это.
— Знаешь... — Аллен хотел бы, может, ободрить Джонни, но не стал. Вернее, этого хотел бы даже не он. Всё путалось, ясным было одно - страх был желанной пищей, самой сутью тёмного естества Четырнадцатого. Необходимым лекарством от привязанностей и страхов самого Аллена.
— Я тоже боюсь грозы, — Нэа сообщил это, сам не ведая, что несёт, и его самого это позабавило. Он усмехнулся и погладил Джоннины глаза. Мягкие ресницы затрепетали под холодными пальцами. Джонни вздрогнул снова — на этот раз всем телом. Нэа этого показалось мало, и он нагло вытянулся рядом. — Скоро Канда вернётся, дело-то у него пустяковое. Разведать, где... враги. — Нэа хотел произнести «мои» или что-то в этом роде, но не стал провоцировать. Хотя их смурной товарищ, судя по времени отлучки, мог уже разведать и где все окрестные бордели. Может, и он не железный, чтобы лазить под этаким дождём? Вот бы он промок, зануда! У самого Нэа под боком-то тёплый Джонни.
Ветвь снова тренькнула об окно. Раздался хлопок, и Джонни резко распахнул глаза под его пальцами. Нэа и сам шевельнулся. Точнее, чужое тело, непривычное к эмоциям самого Нэа, дёрнулось. Проклятый ветер! Вот бы заставить его утихнуть. Вот бы выдавить эти глаза под пальцами. Белки, если хорошенько продавить, лопнут, тонкие веки разорвутся, словно бумага. На проклятой руке у Аллена длинные ногти, ими будет легко надорвать оболочку мозга. Только... пачкать руки не в правилах Нэа, а над ветром не властен даже господин Тысячелетний Граф. И очень хорошо, что это так.
— Не грозы. А за... вас... — от интонации, с которой это было произнесено, в чужой груди дёрнуло болью. Этого Нэа не ожидал, хоть вполне вероятно, что этот хлюпик зовёт Аллена всегда на «вы».
— Я не умру... не достигнув цели, - лицо Аллена так при этом перекосило, что можно было до полусмерти перепугаться. Глаза, даже проклятый, загорелись, словно у зверя. Но близорукий взгляд Джонни Нэа всё еще гладил чуть согревшимися пальцами. Да, мёртвые не умирают, подумалось тоскливо, и он прижался к Джонни теснее, пытаясь урвать от него ещё толику страха и тепла.
— Боишься грозы? — Джонни был ошарашен и благоразумно избегнул разговора о смерти. Но, тяжело сглатывая, поддерживал разговор. Нэа, сам не понимая почему, кивнул и убрал руку с его лица.
— Спи, — мягко произнёс он Алленовым голосом, — Я же уже закрыл тебе глаза, а ты...
И Джонни вздрогнул в третий раз за последний промежуток времени — теперь уже от безумного оскала Четырнадцатого. Подслеповатые глаза впервые отчётливо увидели Нэа. Именно его. И послушно закрылись.
— Я сам боюсь грозы, — Нэа неловко погладил курчавые мягкие волосы. Они ему не понравились, к тому же — Джонни больше не кормил его эмоцией под названием «страх». — А ты меня — нет, — Четырнадцатый был весьма раздосадован, но в окно снова стукнуло, и Нэа сам вжался в него ещё теснее. — Лучше бойся, — заговорила жалость Аллена. Может, Аллен всё ещё был жив, а, возможно, был жив и сам Нэа. Он навис над Джонни сверху и приблизил чужие губы к нежной, залитой почти девичьим румянцем щеке. От проклятущего Гила вкусно пахло, совсем как от Графа во времена, когда живой Нэа пугался вспышек молний за окном.
— Во время дождя мне часто бывало одиноко, — продолжил почти бесстрашный Аллен Уолкер, зачем-то слишком странно притёршийся к боевому товарищу, — Несмотря на близость матушки, родного брата, а потом друзей. До того, как он постучал в моё окошко, как этот ветер — без спроса. Он тоже был теплым. Сказал, что любит меня, но придётся убить всех, кто мне дорог и быть всегда с ним, Графом. Людей... убить. А потом — сделал так... Я доверял, почти как ты мне сейчас! — чужой смех звучал глухо и совсем некрасиво. Должно быть, Аллен не привык так смеяться — просто весело. По-обычному весело. — Точно так же, как ты! Тысячелетний обезумел, требовалось уничтожить его. Я говорил, что он нравится мне, а сам следил, изучал его. Потому что он был не для меня опасен, а для глупцов, которым я был дорог. Сколько ты рассказал про меня Ватикану? Про него этому вашему Центру? Уж не шпионишь ли ты?
Джонни тихо вздохнул, по его тонкой шее прополз комок.
— Про вас — ничего! — Гил снова излучал волну страха. Нэа склонился к чужому лицу ещё ближе и поймал её губами у Джонниного скривившегося рта.
— Хорошо, — Нэа почти поверил, — Сделал он вот как... — чужая рука нащупала на шее Джонни какую-то точку, чуть пониже сонной артерии. Четырнадцатый умело надавил на неё, и тело, крепко вдавленное Алленом в матрас, мгновенно обмякло.
— Вот как... — Нэа досадовал на себя — зачем снова вырубил его? Не убил, не... Пресёк свою больную от тоски и воспоминаний, вызванных неуместным дождём, откровенность. Чтобы никто никогда не узнал, как Граф неожиданно и нахально раздвинул его губы своим языком и...
Веки Джонни остались полузакрытыми. Нэа сам опустил их до конца, нарочито сильно оттягивая вниз нежную кожу плохо служащей чужой ладонью.
Может, это недоразумение проживёт ещё несколько дней, и настоящие управленцы Орденом потом запишут в отчётах с его передач через големов, что Четырнадцатый с Тысячелетним всегда были смертельными врагами.
Нэа вернулся к дождю. Он смотрел на него, пока за стеклом не разлилась чернильная тьма.
Ветер давно успокоился, как и дождь, но в жёлтых безумных глазах дрожали капли, словно в отражении. Мёртвые не могут ни изменить, ни измениться. И он не сумел. Но Графу при случае он скажет, что даже эта смешная девчонка в штанах целуется лучше него.
Пусть пока Джонни живёт, ведь с мертвецов не получить ничего. Ни ужаса, ни жара, ни горько-сладкого поцелуя, почти противного, но всё-таки дающего вспомнить, что губы и язык нужны не только для лжи. Может, Граф это скоро узнает.
Дверь шумно отворилась. Канда, по обыкновению, был хмур, но совершенно сух.
— Всё чисто, — буркнул он нехотя.
В стекле отразилось, как забеспокоился Джонни, с трудом просыпаясь. Он неловко побарахтался, но сумел достойно преодолеть приступ боли и слабости — почти горячки.
— Ну что? — Канда всё не унимался. - Считаешь, это — Четырнадцатый, так? Ной?
— Это — человек, — Джонни даже не пришлось лгать.
Влажные серые глаза Аллена безжизненно смотрели в оконное стекло. Канда смолчал. О том, что Нои — тоже люди он был осведомлён, но по внутреннему убеждению не верил, что это так.
«Спи сладко, — шептал в уме Аллен своим голосом чужие слова, адресуя их почему-то Тысячелетнему Графу, — Совсем скоро я закрою тебе глаза».